Газета UP&DOWN № 40 (24.10.2003) / Архив

Девушка, которая бомбит

Ким Старретт (by Kim Starrett for offpiste magazine)
Перевод: Кирилл Поваринцев aka duboix

Первые лучи утреннего солнца пробиваются сквозь тонкие облака. Стоя на гребне Exterminator Ridge, я затыкаю уши. Сердце гулко стучит, изо рта вырываются облачка пара. Услышав приглушенный звук взрыва, я начинаю спускаться вдоль гребня. Моя очередь. Бросаю заряд в небольшой просвет между деревьями, чуть левее небольшой пихты. Отлично. Дожидаюсь взрыва и вместе с Роном, моим напарником, спускаюсь в абсолютной в тишине.

Продвигаясь вдоль гребня, мы по очереди подрезаем карнизы, страхуя друг друга. Сегодня результаты просто отличные. Почти все наши заряды сработали, вызвав лавины, все опасные карнизы обрушены. Мы засекаем время и закладываем два заряда над Snag Chute - широким цирком на южном склоне хребта, практически голом, за исключением одиночных стволов сушняка. Наши заряды срабатывают практически одновременно. "Неплохо" , - произносит Рон, это его первые слова на нашем сегодняшнем маршруте. Мы спускаемся дальше, к следующему склону - Dick's Face, и закидываем заряды на надувы, которые, как правило, охотно обрушиваются. Так и есть, мы срываем крупную лавину, которая сходит вниз до самой трассы. Я смотрю на часы. 7:45. Неплохой темп. Стоя на гребне, мы смотрим на парковку, уже забитую автомобилями. Еще одна оживленная суббота.

"Экстерминатор готов" , - сообщает Рон по рации. "Понял тебя, Рон ", - отвечает диспетчер.

Несмотря на то, что уже начало марта, снегопады по-прежнему не редкость. В феврале же нам приходилось почти каждое утро вставать ни свет, ни заря, чтобы обработать перегруженные склоны. Наблюдая с гребня за Роном, отхватывающим свою порцию поворотов по свежему снегу в награду за ранний подъем, я вспоминаю о том, как однажды робко постучалась в этот, казалось бы, мужской клуб любителей пиротехники.

Моя мама любит подшучивать надо мной. Говорит, что, наверное, в детстве мне стоило разрешить играть со спичками - может, сейчас меня не так сильно тянуло бы к взрывчатке. Вообще-то, обычно с петардами играют мальчишки. Этим летом, на День Независимости, ко мне зашли двое пацанов и попросили пустых бутылок для изготовления ракет. Оказывается, ребят ко мне послала их собственная мать. Вот если бы в детстве я или моя сестра захотели поджечь что-нибудь, и посмотреть, как оно взорвется, наша мама ни за что не стала бы поддерживать эту инициативу. Хорошие девочки так не делают.

На третий день моей работы в качестве лавинщика опытный напарник вел меня вдоль Экстерминатора. Стоял конец ноября, но снег уже шел во всю, и мы не имели не малейшего понятия, как долго это будет продолжаться. Я медленно двигалась, с трудом поспевая за напарником - десять зарядов за спиной заставляли меня нервничать. Нам нужно было пройти вдоль хребта, обрушить все карнизы и подорвать заряды на лавиноопасных склонах. Первый заряд мы должны были заложить в Reynolds' Chute, названом в честь паренька, встретившего свою лавину в этом узком тридцативосьмиградусном кулуаре. 15 марта 1980 года девятнадцатилетний Стив Рейнолдс, активно изучавший лавинную безопасность, проигнорировав предупреждающие знаки, решил спуститься этим маршрутом. Кулуар сошел полностью, двадцать два дюйма свежего снега. Напарник Стива предпочел спуститься вдоль хребта, чтобы встретиться с ним внизу. Но Рейнолдс так и не показался. С тех пор этот кулуар закрыт.

На тридцать ярдов вниз в кулуар уходят перила из стального троса. Я должна навесить на них заряд и спустить его в кулуар. Взрыв создаст ударную волну, которая сорвет лавину, а заодно включит сигнализации автомобилей, припаркованных внизу. Проблемы - веревка намоталась на трос, и мне приходится лезть на дерево, к которому прикреплен трос, чтобы снять ее. С трудом удерживая равновесие в лыжных ботинках, я спиной чувствую пристальный взгляд напарника. Глядя вниз, в кулуар, который кажется уходящим вертикально вниз, я ощущаю приступ головокружения. "Не смотри вниз" , говорит напарник, "Сосредоточься на тросе ".

К тому времени, как я добираюсь до веревки, мои предплечья начинают ныть. Хватаюсь за веревку, тяну ее - ноль внимания. "Перекинь ее через трос" - в голосе партнера слышится явно не безграничное терпение. Я вновь хватаю веревку, перекидываю через трос. Веревка описывает плавную дугу и свободно виснет в воздухе. Спускаюсь с дерева, придерживаясь за нее. Отвязав конец веревки, аккуратно достаю из рюкзака большой заряд, и ставлю его в снег. Тщательно закрываю рюкзак - случайная искра может воспламенить запалы оставшихся зарядов. Зажигалка в кармане куртки, но молнию заело. Мне кажется, что я вожусь слишком уж долго. Напарник вздыхает, и мне уже не верится, что у меня когда-нибудь что-нибудь получится. В конце концов, я достаю зажигалку и подношу ее к запалу. Он загорается, я отпускаю заряд и начинаю стравливать веревку, следя за тем, чтобы она не запуталась. Стараюсь работать быстро, ведь нужно успеть подготовиться к взрыву. Привязываю веревку к дереву и становлюсь под ним. "Объявишь?" - спрашивает напарник, вопросительно подняв брови.

"Внимание, взрыв, Рейнолдс" - говорю я в рацию, предупреждая соседние команды, чтобы те заткнули уши.

Дыхание вырывается изо рта облачками пара, зависающими в морозном воздухе. Я затыкаю уши, напарник делает то же самое. Стараюсь не смотреть на него - его поведение меня пугает. Я не могу понять людей, которые утверждают, что получают удовольствие, работая с лавинами. Человек, стоящий в четырех футах от меня, как раз один из них. Я слышала, как он говорил, что лавинка - самая приятная часть работы. Мое сердце бешено бьется, я чувствую себя испуганным кроликом, прячущимся в норе в ожидании Армагеддона. А мои ненормальные коллеги получают удовольствие, когда их встряхивает взрывной волной. Я скорчилась, напрягая каждую мышцу своего тела в ожидании взрыва. А мой напарник расслаблен и предвкушает взрыв с явным удовольствием. Внезапно земля содрогается, стряхивая снег с дерева, под которым я нашла себе убежище. Часть снега попадает мне за шиворот, и я понимаю, почему мой напарник всегда застегивает воротник перед тем, как заткнуть уши. Лишившись слабого сцепления со склоном, снег начинает сползать вниз по кулуару, вытекает на открытое поле под ним, вытягиваясь, подобно пальцу, указывающему на какую-то отдаленную цель. Кулуар сходит полностью. Все, что для этого потребовалось - один заряд из рюкзака за моей спиной. Как просто это выглядит со стороны.

"Едем?" - риторический вопрошает мой напарник, отталкивается палками, и уезжает прочь.

Мы продолжаем свой путь вдоль гребня, закладывая и подрывая заряды. Я изо всех сил надеюсь, что неуклюжесть моих движений осталась незамеченной. Покончив с гребнем, мы спускаемся к канатке.

"Тебе нужно поработать над своей техникой, Ким" , - заявляет напарник. Сидя в кресле, я расстегиваю куртку, чтобы охладить разгоряченное тело. "Бросок у тебя слабоватый, да и точность оставляет желать лучшего" , - равнодушно добавляет он. "Не возись с застежками на рюкзаке - это отнимает много времени ." Он показывает, как быстро застегнуть рюкзак. "Ты должна действовать эффективно и безопасно. Это главное ."

"Эффективно и безопасно" , - повторяю я. Перед лицом пугающей силы, с которой приходится иметь дело, я явственно вижу необходимость действовать безопасно. Вот только сильно сомневаюсь, что мне удастся действовать одновременно и безопасно, и эффективно. На мгновение мне захотелось все бросить. Наверное, я залезла туда, где мне не место, где требуется способность полностью контролировать себя перед лицом опасности.

"На сегодня это все мои откровения" , - добавляет он многозначительно.

"Окей" , - говорю я, стараясь побороть дрожь в голосе. "Безопасно и эффективно ."

Остаток пути мы молчим. Я собралась сходить с подъемника, когда напарник произнес: Не переживай, со временем все придет , - как будто внезапно осознав, что задел мои чувства. Прежде, чем я успела ответить, он уехал.

Шло время, я привыкала к ощущению зарядов в руках. Подъем в утренней темноте на канатке, с тяжелыми рюкзаком, набитым взрывчаткой, становился ежедневной рутиной. Я научилась экономить время, привязывая капсюль и запал к каждому из десяти зарядов, прежде, чем укладывать их в рюкзак. Я даже почти привыкла к утренним вызовам.

"Выход в шесть "- отрепетированная скороговорка. Это значит, выходим из дверей базы в шесть утра, в лыжных ботинках, разгрузках и куртках, с утренним кофе, циркулирующим по венам. Я должна выходить из своей хижины в пять утра, чтобы успеть добраться до патруля, влезть в ботинки, нацепить разгрузку, рацию, бипер, куртку, шапку, перчатки и очки с бесцветным фильтром, чтобы лучше видеть в предрассветных сумерках.

Уже не помню, когда я перестала бояться. Не то, чтобы я полностью овладела правильным отношением к своей работе; скорее, это было следствием полного физического и морального истощения - едва ли не ежедневный подъем в полпятого делает свое дело. Казалось, что снег будет идти вечно - каждую ночь выпадал фут-другой свежака. Каждое утро я вставала ни свет, ни заря, чтобы методично обрабатывать Экстерминатор, забрасывая заряды и глядя на то, как свежий снег, выпавший за ночь, сползает вниз, порою взламывая своим весом более глубокие нестабильные слои. Доски толщиной в три-четыре фута, отрывающиеся и несущиеся вниз в огромных клубах снега, не были особой редкостью. И в какой-то момент я перестала бояться взрывчатки в рюкзаке за спиной. Медленно и незаметно, мой страх уступил место восторгу от своей работы. Овладев искусством управления разрушительной силой, я перестала бояться ее.

Перечитывая свои лекции, я наткнулась на строчки, нацарапанные на полях." Пренебрегая силами тяжести, мы обретаем дар разрушения. И в то же время, мы созидаем, лишая снежную массу ее смертоносной мощи ." Это ощущение созидания, отрицания смерти, гравитации и непреложных прежде истин, каким-то образом вытеснило мою прежнюю неуверенность. Теперь я понимала, почему другие считали лавинку лучшей частью нашей работы. Так оно и есть. И теперь мне остается только удивляться, когда произошел этот тектонический сдвиг в моем восприятии, как из робкого новичка я превратилась в профессионала, упорно готовящегося к Экзамену Подрывника? Я не устаю удивляться произошедшей метаморфозе.

Один день я помню особенно ярко. Группа операторов, работающих над репортажем о лавинах, хотела снять нас за работой. Так получилось, что они прибыли в период относительной стабильности снежного покрова. Тем не менее, ребята были полны решимости не уезжать с пустыми руками, а наш босс как раз жаждал проверить стабильность глубинных слоев снега. С помощью вертолета и трехсот фунтов взрывчатки, наша группа, вместе с сопровождающими нас операторами, надеялась сорвать огромную лавину. Камеры были снабжены биперами, чтобы иметь возможность извлечь их из-под снега, и расставлены на склоне. Заряды были соединены детонирующим шнуром для одновременного подрыва, и размещены вдоль карниза, нависающего в тридцати футах над склоном. Взрыв должен был обрушить карниз прямо на склон. Мы надеялись, что огромная масса снега и льда вызовет лавину, достойную быть зафиксированной на пленке. Запальный шнур зажжен, патрульные ждали, напряженно вглядываясь в вершину гребня. Двухминутный запал казался бесконечно длинным. Прежде, чем услышать взрыв, я увидела дым - крупное облако черного дыма на фоне снежной белизны склона. Взрыв оказался невероятно громким. Карниз оторвался, упал на склон, и спокойно заскользил к камерам по устойчивой снежной поверхности... Мы решили попробовать подорвать заряд в 600 фунтов. Подготовка должна была занять не меньше часа, поэтому я решила разок спуститься, а затем подняться на креселке.

Канатчик, с нездоровым блеском в глазах, обратился ко мне:
"Ребята, вы действительно собираетесь подорвать там 600 фунтов?"
"Земля слухом полнится" - вздохнула я, забираясь в кресло.
"Ага, только что узнал" - отозвался он.

Он напомнил мне тех двух мальчишек, которые когда-то постучались в мою дверь, в поисках бутылок для своих фейерверков. Я подумала о пиромании, болезни, которой раньше не понимала. Именно ее отблеск я увидела в глазах канатчика. Одержимость, страстное желание увидеть мощный взрыв. Похоже, мы, патрульные, получаем то же самое нездоровое удовольствие, разбрасывая свои бомбы. Разумеется, мы уверяем, что всего лишь занимаемся своей работой (лучшей ее частью), а наши фейерверки делают склоны безопасными. Сидя в кресле, я болтаю лыжами и смотрю вниз, на пихты, склонившиеся под тяжестью снега... и понимаю, что бросать бомбы для меня не просто часть работы? похоже, придется признать - я крепко подсела на это дело.

Шестисотфутовый заряд обрушил еще один карниз, который, падая, вызвал сход относительно небольшой (учитывая объем затраченных усилий и взрывчатки) лавины. Босс с облегчением признал, что снежный покров достаточно стабилен. Тем не менее, мне показалось, что я увидела разочарование в глазах своих коллег, как будто наши усилия пропали даром. Многие из них наблюдали за лавиной в бинокли, заключая пари по поводу того, как глубоко под снегом окажутся камеры, и хихикали, как мальчишки, играющие со спичками. Позже, сидя с лекциями и готовясь к Экзамену Подрывника, заучивая правила обращения с взрывчаткой, скорость горения запалов и способы установки детонаторов, я удивлялась, как свободно я ориентируюсь в этой информации.

В этом сезоне я разбросала столько бомб, что и не сосчитать. Я упорно взбиралась на Экстерминатор с полным рюкзаком взрывчатки, и устраивала фейерверк. Я заставляла срабатывать автомобильные сигнализации. Я сотрясала крыши домов. Я срывала лавины. В детстве я не любила играть со спичками. Я боялась собственного газового баллончика. А в этом сезоне я шагнула на край обрыва, свесив пальцы в пустоту, и ветер холодил мне ноги. Я стояла и раскачивалась на ветру, опасность возбуждала меня. Иногда мне было страшно. Но мне это нравилось.