Прислал: Евгений Лисичкин (Лис)
Ссылка: Евгений Шестаков
...В горнолыжника если стакан водки влить - у него лыжи сразу разъезжаются.
Стоит, качается, сопли по снегу, нос красный, а если еще и очкарик - вообще
противно смотреть. В голову им быстро ударяет, а песни у них сплошь
идиотские, он так-то двух слов связать не может, а тут еще икает,
приплясывать начинает, и губную гармошку обязательно, они всегда с губными
гармошками ходят, без них в спячку впадают, а если пьяный горнолыжник
разорался, так через полчаса их штук триста понаедет веселых с бабами, с
лыжами и с гитарами. Пошло - поехало: "Лыжи у печки стояяяаат!" И тут, если
жить хочешь - наливай всем. Водка кончается - растворитель наливай, уксус,
им лишь бы глотки залить, чтоб булькало, когда они трамплин из старых лыж
соорудят, снегу в холодильники наскребут, насыпят - и по очереди с того
трамплина на чучелки бордеров прыгают, это у них старинная забава. Или один
на шифоньер залезет и оттуда какие-нибудь грубые слова говорит, а остальные
внизу хором повторяют, и кто первый застесняется, тот идет колеса у
милицейских машин протыкать.
А если баб они с собой много привезли, то начинаются у них танцы, и свет
выключают, а целуются они громко, и если ты, как дурак засмеешься, то они
свет включают, и на ихние лица тебе лучше не смотреть. И упреки их просто
выслушать - считай, легко отделался.
Деньги у них часто бывают, а чувства меры никакого, и к полуночи вся пьяная
орда только в кураж входит, включая тут же рожденных и только что зачатых.
Здесь, правда, они о горах больше орут, но при этом пляшут, а кто устал,
того силой пляшут, а если орать не может, то хрюкать должен, иначе у них
считается не мужик, и они пальцами показывают.
И когда под утро все горнолыжники кучей на полу храпят, а один в углу еще
топчется и покрикивает - упаси тебя Господь ему замечание сделать. Враз все
проснутся и снова начнут. Hадо обязательно дождаться, когда последний
горнолыжник лыжи на пол скинет, крикнет: "Баста, карапузики!" и сам
свалится. Только тогда их можно сметать веником в совок и выносить на улицу.
В общем, много хлопот с этими горнолыжниками. Поэтому я к ним с водкой -
ни-ни!
На бухого горнолыжника утром без розовых очков смотреть страшно. Уж лучше
два дня задарма зубами наждачный камень останавливать, чем похмельного
горнолыжника мрачного нечаянно в шкафу встретить.
А так-то всегда и бывает. За сухариком малосольным к буфету потянешься, либо
сдуру галстуки посчитать в комоде - а там горнолыжник похмельный стоит,
пятки вместе, носки врозь, глаза горят, и в одном прижмуренном - твоя
смерть, а в другом подбитом - тещина.
Такой горнолыжник твои килограммы считать не будет, сантиметров до потолка
не убоится, такой горнолыжник тебя за бороду возьмет и только одно спросит:
- Где?
Если дурак ты и не понял, то теперь ты безбородый дурак, а горнолыжник
терпеливый бороду тебе вернет и еще раз спросит:
- Где?
Если поумнел ты и не отходя налил - кричит горнолыжник криком просветленным
от двух до пяти секунд и в стакан солдатиком прыгает, и не ртом пьет, а
всеми порами. И выходит из стакана с улыбкой, но тебя та улыбка пусть не
обманет, губки бантиком в ответ не делай, вопроса его хриплого жди:
- Кто?
Это трудный вопрос. По многому питии позабыл горнолыжник многое, и себя
позабыл, и напомнить ему надо, что горнолыжник он, а не сковородка, и не
трамвай, и не шампиньон. На примерах и четкой логике убедить его надо в
годдильности его и карвовости, в подвижности и снеголюбии, а не то зазвенит
у тебя в комнате, и рельсами сам ляжешь, а он по кольцевой гонять будет, и
электричество в нем никогда не кончится.
Убедил горнолыжника, дорогу ему к двери показал, флажки, как на трассе
гиганта расставил до самой его норы, рукой помахал - и замри, молчи, нишкни!
Последнее слово всегда горнолыжник скажет, и уж ты дождись, когда он к
порогу доковыляет, событий не торопи, а терпи, пока обернется он у двери и
тебе напоследок промолвит:
- Бывай...
|