...
Дыхание. Тяжелое, спертое и в тоже время учащенное и надрывное. Как будто после забега тебе ударили под дых. Тебя душат, сдавливая каждую клетку твоего организма. Даже беззвучный крик не может сорваться с губ - тебе грубо затыкают рот. За каждым движением, за каждой попыткой неизбежно следует тень ответной реакции, которая вдвое больше и вдвое сильнее. Страх уже овладел тобой. И тут же превратился в ужас, ужас катастрофы.
И вдруг ты смог вырваться из плена и приподняться. Вместо собственного крика ты слышишь шум вбираемого твоими легкими воздуха.
Перед открытыми глазами пока лишь пустота мрака. Но как только начинаешь различать очертания обыденных предметов в предрассветной темноте, ты понимаешь реальность кошмаров. 'Нет, это был всего лишь сон', - говоришь себе, успокаивая свое дыхание.
Включаю подсветку у телефона. 5-17. Черт. И вставать раньше неохота, и уснуть хоть ненадолго не получится. Весело день начинается, мать его так. Медленно сажусь, вслушиваясь в размеренность еще ночных звуков. Вроде никого не разбудил, вдруг во сне я кричал? Света нет и тихо, значит все еще спят. Медленно и осторожно, тем не менее, пару раз брякнув пряжкой ремня, оделся. Стоя на балконе, прикуриваю и пытаюсь вспомнить, что же заставило меня покрыться ледяной испариной. Затяжка. Другая. Не помню. Почему то я не удивлен. Ладно, покурили, померзли и хватит. Иду на кухню. Иду на ощупь. В коридоре темно, а свет не включишь, да и запнуться о ботинки, чехлы и прочие лыжи и доски и с грохотом обрушить все это вместе с собой, знаменуя пришествие нового дня моим камрадам по квартире, совсем не хочется, такой будильник мало кому понравится. Захожу на кухню, закрываю дверь и включаю свет. Брызгаю холодной водой себе на лицо. Ладно, типа умылся. Достаю из холодильника бутылку, открываю и делаю глоток. Да. Груша есть груша.
Включаю чайник и пытаюсь посмотреть прогноз погоды на сегодня сразу на нескольких сайтах. Надо же как-то убить время. Допив чай, иду курить, а потом снова на кухню, чтобы вновь 'умыться' и заварить чай. Прямо утро сурка какое-то.
У кого-то сработал будильник. Смотрю на время, 6-32. Вскоре вижу заспанного Пашу, в полудреме бредущего умываться. Проходит еще минут 40, пока остальные пять камрадов не покинут царство Морфея. Освобождаю место на кухне и иду снова на балкон.
Искра. Пламя. Вдох. Пауза. Выдох. Облачко дыма в мире мерно падающих снежинок.
А за ночь то вроде неплохо присыпало. Даже здесь, внизу, сантиметров 15 наверно. И продолжает идти. Манящий и вместе с тем отчего-то пугающий знак. 'Лишь бы ветра сильного наверху не было и облачность повыше', - слышу я сзади голос Сереги, тоже решившего 'проветриться'. 'Да уж', - не понимаю, на чью мысль отвечаю я.
Половина восьмого. Пора собираться. Совершенно без слов эта мысль облетает каждого. Зашнуровываются и застегиваются ботинки. Черт побери, и почему именно сегодня я так остро чувствую запах пафоса и вместе с тем дикого напряжения в окружающем воздухе? Неважно, надо выходить.
По узкой тропке доходим до мостика. На дворе март, весна, а значит, иных способов без прыжков и плескания в ледяной воде пересечь просыпающуюся речку нет. Пара-тройка холмиков и встегиваемся - дальше уже докатимся. До поляны добираюсь первым. Осматриваюсь.
Ночь нежно укрыла снежными шапками до сих пор спящие кресла. Белые хлопья неги смиренно опускаются на крыши и деревья. Время на миг замирает. Я успеваю заметить и щенят, играющих и валяющихся в свежем, еще нетронутом снеге, закрывшем за ночь все возможные следы, и редких работников нескольких кафе, нехотя выглядывающих на улицу и размышляющих о том, стоит ли очищать от снега столики и скамейки прямо сейчас. В воздухе я вижу, нет, чувствую сказку, настоящую белую сказку, потрясающее волшебство которой настораживает и даже слегка угнетает.
Заканчиваю шаг, и направляюсь занимать очередь. Очередь. Смешно! Лишь один канатчик, очищающий место посадки, пара женщин из верхних кафе со своим скарбом, да разве что еще троица, ожидающая открытия кассы.
Минут через десять я уже одним из первых поднимаюсь сквозь не по-весеннему укрытые полушубками снега деревья, наблюдая внизу лишь самое начало образования той самой очереди. Выше границы леса ощущается легкий ветерок, руководящий как невидимый дирижер миллионами прекрасных, но безвольных снежинок. Интересно, а наверху он какой, та же часть оркестра, исполняющего сказки венского леса Штрауса? Или же он: Я не успеваю закончить свою мысль о ветре и его танце с марионетками-снежинками, как мой взгляд вкупе с сознанием полностью захвачен только что открывшемся видом. Выдох сладостного предвкушения облачком пара срывается с губ. Я физически ощущаю блеск, появившийся в моих глазах, увидевших долгожданную картину девственно чистого склона. Недостаточно увидеть чудо дикой природы в зоопарке, необходимо выслеживать зверя, днями сидеть в засаде, чтобы заметить и ощутить всю истинную красоту первозданности. Ветер укладывает все новые и новые снежинки поверх зарытых в белых могилах бугров, поверх уже скрытого в глубине блеска выкатанного в лед склона. Безмятежно красиво.
Неумолимое приближение станции канатки возвращает в реальность. Отъезжаю, пропуская кресло, и направляюсь по слегка притоптанным сугробам к посадке на вторую очередь. В это время в голове беспечное чувство взять все, сразу и первым, яростно борется с некой смесью несвойственной мне дальновидности и глупости. Что выбрать голодному человеку, легко перекусить, подавив отчасти чувство голода, но сразу, либо терпеть в ожидании приготовления и подачи к столу большого изысканного блюда? Я выбрал вторую очередь. Перед тем, как я первым из страждущих сел в кресло и стал приближаться к своему блюду, пряный аромат которого уже ощущался вокруг, мне пришлось помочь канатчикам разгрести сугроб на пути кресел и подождать десяток вечных минут, истекая не слюной, но мыслями о предстоящем. Они настолько поглотили меня, что я запрыгнул в кресло раньше, чем канатчик вновь вышел и начал, наконец, пропускать всех остальных. Две спины спасателей впереди да ощущение пустоты нескольких кресел позади лишь обостряли все мои чувства и иллюзорную важность не столько данного момента, сколько, возможно, всего сегодняшнего дня. Ветер обнимал меня своими руками из снежинок, пока я продолжал плыть в молочном воздухе к тому накрытому столу, что уже ждал своих едоков.
Я буквально вывалился в сугроб на верхней станции, сразу за спасателями, уже готовыми встретить, возможно, очень сложный и напряженный день. Они удивленно посмотрели на непонятно откуда появившегося одинокого и упрямого лыжника, нездоровый блеск глаз которого заметили даже сквозь красное зеркало его маски. Я не обратил внимания на их разговор относительно меня, лишь подумал, что все наши отчего-то безнадежно отстали в очередях. Мою мысль подтвердил голос из рации пару мгновений спустя. 'Сейчас подъеду', - услышал я свой ответ и отпустил кнопку. На автомате проверив хорошо ли я встегнут в крепления и зачем то поправив маску, я начал свое движение в поисках того самого белого единения, ради которого мы и появились на свет.
Ворсинки снежного бархата капризно шептались чуть выше колен, настойчиво рушивших их родственную идиллию, скорость набиралась неохотно. Но постепенно эфемерное ощущение не полета, но уже парения в той самой неге стало овладевать мной. Лишь краем глаза успел заметить первых 'очередников', как полностью погрузился в белый вихрь наслаждения, разрушив столь редкую девственность величия этой горы. Я не знаю, о чем думали люди в креслах в момент, когда увидели шар снежного пепла, плывущий вниз. Лишь кисти рук с зажатыми палками и заклепанные носки лыж неумолимыми метрономами появлялись из пелены шара. Я знал одно - я здесь и сейчас, на вершине себя. Время разделилось. Мое восприятие его остановило, лишь сердце и легкие плясали свой бешеный танец внутри. Меж волны снега, разбивавшиеся о маску, я успевал различить направление, а совсем скоро и место, где меня ждали друзья. Белый кокон стал таять и оседать, являя на свет сначала шлем и плечи, а вскоре и всего лыжника, первым вкусившего все мастерство небесного шеф-повара. Я подъехал к очереди и друзьям. Заметь в тот момент белые халаты мои глаза и их взгляд, длинные рукава 'волшебной' рубашки тут же завязались бы у меня за спиной. Но ничего такого не случилось, ведь их там не было. Только покалеченные снежинки, оставшиеся на мне, не прекращая, шептали: 'наслаждение:безумство:счастье:обреченность'.
Восторженные ответы на стандартные вопросы и мы начинаем подниматься наверх.
Воистину аппетит просыпается во время еды! Алчность и эгоизм сидели во мне за одним столом с радостью и возбуждением. ':это все мое!..'. ':почему кресло двигается так медленно?..'. Прописная истина для любого любителя. Сердце которого учащенно билось при виде сверху на свой первый след , местами уже пересеченный другими, на образование и угасание все новых белых сгустков, мчащихся вниз, из которых доносились звуки трезвого опьянения радостью, на постоянные падения и последующие самооткапывания совсем уж любителей. ':аааа! Вы все испортите!...'. ':ничего, я свое возьму:'. Беспорядочные мысли исчезали также внезапно, как и появлялись. Слезаю на верхней станции канатки. Подкатываюсь к своим. Крепления досок, как всегда неохотно и медленно принимают в свои объятия ботинки на их ногах, да еще эта куча снега. Это дает мне достаточно времени, чтобы осмотреться. Смотрю не столько на манящие склоны, но почему то на людей вокруг, готовых присоединиться к всеобщему пиру. Замечаю черный рюкзак с прицепленными к нему телескопами поверх зеленой куртки сноубордиста с 'ласточкиным хвостом'. Забавное сочетание красного, черного и серебряного в одежде и рюкзаке разминающегося лыжника - кого-то он мне напоминает. Не задерживаясь на этой мысли, вижу две, видимо, семейные пары, лыжи которых явно не предназначены для такого снега - вполне возможно, в полку снарягокопателей на склоне прибыло. Две симпатичные сноубордистки надевают маски и замирают, не зная, куда бы ехать, но вскоре оттаивают и начинают двигаться вдоль следов. 'Куда едем?', - спрашивает Костя. 'Вниз!', - как обычно отвечаю я, улыбаясь.
Наслаждение продолжается. С детскими криками радости оставляем свои следы на пока еще ровных местах той части склона, которую обычно называют 'трассой'. Сейчас же это просто целинный рай. Двигаемся участками в пределах видимости - это руководит та трезвая часть мозга, что сверяется с некими инструкциями по движению в группе. И слава богу. Эти паузы в ожидании остальных идут только на пользу - отдышаться, оглядеться и снова в бой. Три небольших отрезка и мы уже проезжаем слева станцию канатки, направляясь в сторону леса. Я еду первым, выбрав заход в лес, поначалу состоящий из кустов и частых мелких деревьев, через небольшой кулуар. На мгновение я поймал то редкое чувство полета, когда не чувствуешь никакой тверди под ногами, когда твое покачивание вверх-вниз на снежных волнах практически нереально, ты буквально паришь в этой пуховой перине. Твою свободу ограничивает лишь почти полное отсутствие видимости из-за скорости и прямолинейности движения. Та самая трезвость в уме шептала как можно скорее проехать этот участок, но я стал сбрасывать скорость - боязнь на всех парах влепиться в ствол даже молодого дерева пересилила.
Скорость упала, а вместе с ней и находящая волна снега. Я был рад, что сбросил ход, увидев на своем пути те самые деревья, что с радостью приняли бы меня в свои объятия, не заметь я их во время. Но тут я почувствовал толчок в спину. В мгновение ока меня развернуло поперек движения, и я замер не в силах пошевелиться. Железная белая хватка не отпускала мои ноги. Я посмотрел наверх. Мой слегка извивающийся след стал исчезать. Вторая порция бурлящего снега ударила меня уже сильнее. Мне пришлось постараться, чтоб меня не опрокинуло. Я понял, что произошло, увидев силуэты вверху. С каждым появлением нового на меня накатывала очередная волна пенящейся массы. Не в силах пошевелиться, я лишь ждал прекращения всего этого, выкрикивая: ':стойте!:куда прете!?..', - всеми силами пытаясь устоять, ведь если бы меня все-таки опрокинуло.: Но все закончилось. Силуэты недоуменно смотрели вниз на шлем торчащий из снега.
Благодаря мягкости свежего снега мне удалось довольно быстро освободиться из белого плена. Мышцы болели от стресса и напряжения, но оставаться там, отдыхая, не было никакого желания и я, не сказав ни слова, поехал вниз. Встретились уже внизу, у подъемника.
Мое молчание продолжалось и во время подъема. В голове возникали все новые и новые мысли, начинались которые с 'А что если:'. Воображение рисовало страшные картины. Но ощущение подавленности было развеяно самими же снежинками, по-прежнему кружащими во власти игривого ветра наверху второй очереди канатной дороги, неустанно доставляющей гурманов и любителей во власть природного пиршества. Я уже практически не таил никакой обиды на друзей, решивших скормить мне максимум самого 'вкусного' за раз, ибо я вновь был в предвкушении. Оно как последняя капля слюны, блеснувшая в уголке рта, перед тем как вы касаетесь языком того самого лакомого кусочка, что ждали с таким нетерпением. И вот он перед вами. Я, вновь, ожидая своих сноубордических братьев, усиленно щелкающих своими креплениями, смотрю по сторонам. Опять замечаю кого-то мне напоминающего черно-серебристо-красного лыжника, который практически сразу исчезает в поднятом им фонтане снежных брызг, уносясь со своими друзьями вниз, навстречу удовольствию. 'Сегодня у всех нас одно направление' - думаю я. Вижу пару 'белых гидов', уплывающих со своими группами расчерчивать нетронутые листы близ трасс. Улыбаюсь в ответ заснеженному лицу сноубордистки, поймавшей передний кант, сразу после начала движения. Смесь нетерпения и умиротворения отходит на второй план, как только мы, наконец-то, начинаем спуск.
Трасса уже довольно заметно вспахана, и мы уходим влево от нее в сторону скал. Подъехав, дожидаюсь остальных. 'Я лучше объеду', - говорит Димон, посмотрев место, которое я собираюсь проехать. Где-то внутри я чувствую отзвук этой фразы. Но ведь передо мной всего лишь непродолжительный крутяк шириной метров шесть, начинающийся меж скал и расширяющийся к выполаживанию. Предвкушение. Устремляюсь вперед. Решив, что скорость набирается слишком быстро, чуть сбрасываю ход. Пытаюсь начать следующую, уже более открытую, дугу, но не могу. Ноги, решившие пожить собственной жизнью, пытаются закончить предыдущую, становясь поперек склона. Они глубоко ныряют и встают колом, в то время как невидимая сила тянет за собой дальше верхнюю часть тела. Меня опрокидывает, моментально затягивая в пучину бушующей стихии. Темнота. Пару раз мелькнул свет. Нет верха, нет низа. Лишь давящие толчки со всех сторон. Но карусель остановилась. Как в каком-то тягучем сиропе с трудом шевелю руками в поисках пути к воздуху. Вроде бы уже на поверхности, но я не вижу и не могу дышать. Судорожно протираю очки и одновременно выплевываю забившийся в рот снег. Еще долго не могу остановить нервные глубокие вдохи, наполняя уже успевшие истосковаться по кислороду легкие. Более-менее придя в себя, смотрю по сторонам и, конечно же, вверх. Сижу в образовавшемся снежном выносе шириной метров пятнадцать-двадцать. Застывшая вспененная поверхность уходит на тридцать метров к скалам, к тому месту, где я совершил уже, как минимум, третью за день ошибку. 'Ты как?'. 'Нормально:вроде:'. 'Ну, ты даешь, артист! Даже ничего не потерял.'. И, правда, лыжи не отстегнулись, да и палки тут же рядом торчат. Как только отдышался, вытряхиваю из сбитой слегка маски снег, отряхиваюсь сам и с отбивающим бешеные ритмы сердцем спускаюсь вниз.
Мыслей практически нет. Движения почти автоматические. Даже выезжая по тропинке на поляну к подъемнику, я не могу полностью расслабиться. Когда все собрались, мы без каких-либо вопросов, предложений и обсуждений решаем отдохнуть и перекусить, благо время самое оно. И это правильно, ведь я действительно устал. Но устал не физически, отнюдь. Меня вымотал стресс, приправленный щепочкой страха, горсткой непонимания и посыпанный уже измельченным, но оттого лишь сильнее проникающим, снежным голодом. Во время этого перерыва собираюсь с мыслями, в глубине которых роятся вопросы, начинающиеся на 'что' и 'как'. А вот вопросов 'почему' уже нет. Или еще?.. Подумаю об этом позже. Чай допит, и мы решаем, что пора выдвигаться, часа достаточно. Не спеша и даже немного лениво подходим к подъемнику. Очереди нет. И мы преспокойно и уже с отличным настроением начинаем приближаться к очередному блюду на этом праздничном столе. Снег все также медленно и почти грациозно падает в безветренном лесу, что действует весьма умиротворяюще. Выше границы леса это ощущение притупляется. На второй же очереди оно изменяется. Чувства обостряются, голова начинает быстрее жонглировать мыслями. Проснувшийся ветер уже взял бразды правления в свои руки. Он не безраздельно властвующий король, он как серьезный родитель, раз за разом застилающий белоснежным покрывалом постель ребенка-непоседы и егозы. Его силы пока хватает лишь на подчинение себе безвольных снежинок. Отчего видимость вполне неплохая, а редкие следы заметаются достаточно быстро, за исключением разве что ям, образованных падениями.
И вот мы снова наверху.
Уже до боли знакомая процедура ожидания, когда же застегнутся крепления собратьев-сноубордистов. Тем временем смотрю в сторону предстоящего спуска. За спиной у меня и трассы, и подъемники, и непрерывно пополняющиеся ряды 'отдыхающих', настойчиво вытачивающих в свежем снегу свои ненаглядные бугры, несмотря на все протесты ветра. А впереди...
Там же, впереди, я пытаюсь рассмотреть направления сегодняшних редких следов, уже плохо проглядывающих из-под надутого на них снега. Вновь начинает ощущаться борьба между желаниями и разумом, за которым явно кто-то прячется. Возможно страх? Выключаю звук этого спора, словно наблюдаю за ним, как за каким-либо ток-шоу по телевизору. Друзья уже готовы, и мы подъезжаем к месту старта. Вроде бы обычный маршрут, известный порядок движения, но я все равно говорю, чтоб ехали по одному и очень аккуратно, следили за каждым движением едущего члена группы. Все готовы. И я первый черчу диагональ, проверяя склон. Взгляд вокруг. Все нормально. Вдох. Словно пилот в праздничном небе над городом, вырисовываю незамысловатый узор, вкушая плоды творчества мастера небесной кухни. В поисках опоры в этом бездонном море снега колени работают, словно поршни какого-то двигателя, топливом для которого является воздух, закачиваемый легкими, вообразившими себя кузнечными мехами. Организм напряжен и собран. Но вместе с тем расслаблен и открыт, впуская в себя поток наслаждения и перченого экстаза. Но благо не они управляют мной. И я вовремя ухожу в 'укрытие', дожидаясь следующего из группы. Все проплывают этот участок без каких-либо нареканий, оставляя на нем собственные автографы. Одинаковые лишь выражения лиц в момент, когда они подъезжают. Слегка припорошенные снегом и с неконтролируемыми улыбками, ясно говорящими о том, что не лицо их автор - это улыбается весь организм, каждая клетка которого получила свою долю настоящего удовольствия. Тяжелые вдохи и выдохи, в которых слышится торжество момента. Следующий участок на очереди. Более продолжительный, пологий с парой небольших сбросов. Проезжается практически на одном дыхании, знаменуя очередной выброс эндорфинов в кровь. Все снова собрались, наслаждаясь великолепием сегодняшнего пира.
И вот я вновь начинаю движение, заезжая сбоку на широкий склон, охраняемый по сторонам каменным величием древности. Резкий поворот, и у меня из под ног срывается 'сопля', настороженно уползающая вниз. Стоп. Оглядываюсь. Все кивают, без слов понимая что к чему. Но путь-то один, и я устремляюсь вниз, набирая скорость, чтоб быстрее оказаться на безопасном кусочке хребта справа, меж скал, в паре сотен метров дальше по склону. Обостренные чувства, почти рефлекторные движения соседствуют с наслаждением и блаженством, будто опийная эйфория обволакивает меня своим покоем. Открытыми дугами направляюсь к заведомой цели. Заезжаю наверх и, наконец, я на месте. Но отсюда мне не видно остальных. Остается только ждать. Смотрю на параллельный склон по ту сторону, уходящий уже непосредственно в пологое открытое ущелье, которым и должен закончиться этот спуск. Поворачиваюсь обратно. О, Боже: Склон, по которому я только что проехал, начал оживать и разбухать. Дымящаяся волна промчалась мимо. Бурлящий поток и не думает стихать, а наоборот - только усиливается. 'А ведь это уже совсем не сопля', - проносится у меня в голове, в то время как глаза надеются не увидеть что-либо кроме ожившего снега. Время останавливается, секунды превращаются в часы. И, вдруг, на мгновение из пучины показалось что-то синее. Что это? Секунда, две. По поверхности бушующего потока проносится лыжа. 'Черт!'. Ну, когда же это все кончится?.. Кажется, прошла вечность, прежде чем стало тихо. Я все еще стою в оцепенении. И вот, три сноубордиста и два лыжника проезжают по следу только что сошедшей лавины. Прихожу в себя, и съезжаю со своего места за ними. Вскоре вижу далеко уплывшую лыжу. Приблизившись, замечаю вторую, точнее ее часть, вертикально торчащую меж комков снега. Эти пятеро уже начинают копать, когда, не обратив на меня никакого внимания, мимо проезжают еще трое, в которых я замечаю своих. Что-то мешает мне приблизиться и помочь в спасении. Кого? Одного, двух?.. Стою и просто наблюдаю. Но вот вижу эту вторую лыжу, точнее обе ее части, к одной из которых пристегнут синий ботинок.
Вроде откопали. Достают. Пересиливаю себя и подъезжаю ближе. Синие ботинки. Черные штаны и : Красные, серебряные и черные цвета рюкзака и куртки, которые сегодня я уже не раз видел. Пытаюсь уловить его движения и не замечаю их. Может это всего лишь шок или потеря сознания? Достав его, начинают переворачивать. Шлем и маску сорвало, так что я сразу вижу его лицо. Бешеный стук сердца замирает. Обмякшие мышцы тела еле удерживают от падения. Не в силах отвернуться, я смотрю на это иссиня-серое лицо, осознавая очевидное. Я смотрю на это лицо, отказываясь принять, что это ведь мое лицо!
А в голове лишь комариный писк:
...
╘_моё_